Гефеор по прозвищу Горн. Дракон-кузнец
Снятся ли драконам сны?
Дракону по имени Гефеор много лет снится один и тот же сон. Огромная воронка, стенки которой спеклись от жара, превратились в каменное стекло. В центре воронки – сбитый корабль-крепость тангоров. Он уже не опасен, разорван в клочья эфирный парус, бессильно смотрят в небо стволы орудий, мечущих невидимую смерть, погасли защитные руны на бортах. Этому бронированному гиганту уже не летать, не сеять ужас с небес,
Но его команда уцелела. Они не сдадутся, тангоры никогда не сдаются. Не из гордости или бесстрашия – повелители Пустоты знают – за преступления против народов Адана, за сговор с темными богами, за пленение драконов – их все равно ждет смерть. Всех до одного.
Тангоры обречены. А тот, кто обречен – сражается отчаянно, не щадя ни врага, ни себя. Поэтому никто, даже храбрейшие из рыцарей-драконов, не спешит на дно воронки. С начала решающего сражения смерть забрала слишком многих. Зачем дразнить ее лишний раз? Ведь оружие повелителей Пустоты убивает даже носителей амулетов Слияния, навсегда разлучая душу с телом.
Тогда брат-по-Слову Гефеора, благородный рыцарь Артей Дар, покидает строй. Он выходит вперед и снимает свой шлем, увенчанный золотым
грифоном. Зерцало его нагрудника, выкованного дедаирами, сверкает так, что больно даже драконьим глазам. Еще яростней полыхает медная проволока его непокорных волос.
- Братья и сестры мои по оружию, - восклицает Артей. – Люди и драконы! Сегодня мы здесь, у подножья хмерских гор, не ради победы! Не ради славы!
«Мы здесь ради самой жизни», - шепчет дракон во сне.
Он неспокойно ворочается на своем каменном ложе. Только камень, черный алдарский гранит может выдержать вес и жар его тела. Края ложа покрыты глубокими шрамами, там гранит не выдержал, уступил остроте драконьих когтей. Во сне Гефеор сжимает изо всех сил кулаки, крошит камень в черную пыль, скрипит зубами. Он пытается и не может предотвратить то, что однажды свершилось.
Он видит предводителя тангоров, капитана упавшего корабля. Видит, как переливается на его теле броня из живого тангорского металла, как сверкают зрячие кристаллы на дуге его лука. Слышит, как вопят стрелы в его колчане – в их наконечниках томятся в заточении души, пойманные силой пси-хо.
Две тысячи лет прошло, а сон Гефеора все так же ярок. Ни цвета не потускнели, ни звуки не стали тише.
Вот, тангор поднимает свой лук. Вот, срывается с тетивы кричащая стрела. Она летит так быстро, что человеческий взгляд не в силах проследить ее путь. Но глаз дракона различает свое крылатое отражение в глазу лесного муравья, когда дракон парит в небесах.
Гефеор знает, кому предназначена стрела. И он может успеть. Прыгнуть вперед, распахнув крылья, закрыть брата-по-Слову собственной грудью. Принять в себя ярость плененных тангорами душ.
«Не надо», - слышит Гефеор мысль брата, мысль, опережающую стрелу. «Доспех мой выкован на славу. Он устоит».
«Он устоит», - шепчет дракон, а потом кричит во сне.
От крика дракона содрогаются каменные стены его логова и сыпется на пол нехитрая утварь. В соседних деревнях просыпаются люди, и ржут встревоженные кони в стойлах.
Сквозь тысячи лет и сонный дурман Гефеор чувствует невыносимую боль. Боль своего брата-по-слову, в чью грудь входит наконечник стрелы. Хваленные мастера дедаиры оказались бессильны – живая сталь тангоров прогрызла нагрудник и сквозь ребра проложила себе путь к сердцу.
Наконечник вошел в сердце, и боль прекратилась. И вместе с ней прекратилась жизнь славного рыцаря Артея Дара.
Он был немногим старше своего брата-по-Слову, красного дракона Гефеора, которого он единственный мог называть дружеским именем Геф. Ему было двадцать лет.
Как долго живут драконы?
Проснувшись, Гефеор некоторое время лежит неподвижно. Ждет, пока утихнет призрачная боль в груди. Потом он открывает глаза, будто два тлеющих угля вспыхивают в темноте. Когда-то их свет обращал в бегство целые армии, но две тысячи лет это долгий срок.
Долгий, даже для драконов.
Морщась и тихо ругаясь на десятке древних языков, он встает. С третьего огненного плевка зажигает светильник в нише – каменную плошку с маслом и фитилем. Следы его промахов застывают на стене логова, бессильные уже обратить гранит в лаву, как когда-то.
В неверном пляшущем свете видны многочисленные шрамы на чешуйчатой шкуре фенерита. Когда-то ярко-красная, как у Отца-прародителя, старшего дракона Фенира, она побурела со временем. Так огонь становится пеплом.
Драконы тоже стареют.
Шрамы напоминают, что для молодого Гефеора война не закончилась победой над тангорами и заточением Шааб. Когда его братья и сестры покидали Адан вслед за Старшими драконами, он метался с континента на континент, пытаясь утолить боль и жажду мести.
Для дракона страшнее потери брата-по-Слову только гибель собственных детей, а детей у Гефеора не было ни тогда, ни сейчас.
Он хотел мстить и истреблял всех, кто выступал на стороне темных богов и тангоров, кого миновал гнев Великих Драконов. Зеленокожих скрагов, рыболюдей навьинов, черных тауров, ульхаров, таеши и других, чьи имена уже забыты.
Он был добровольцем в армиях заморских правителей, наемником, телохранителем. Гефеор не признался бы себе, но он совершал немыслимое для хранителя жизни. Он искал встречи со смертью.
И смерть в ужасе бежала его.
В память о горестном дне дракон-воин носил на груди пробитое зерцало того самого доспеха, что предал рыцаря Артея Дара. Прямо напротив сердца, которое помнило ледянещее прикосновение тангорской стрелы. Сердца, не знавшего с тех пор жалости.
Однажды судьба завела его в горы дедаиров, в ущелье Табанг. Один из кланов горных мастеров сильно задолжал другому и, чтобы не марать руки, хитрые карлики позвали наемников. Отряд Гефеора разбил лагерь у входа в ущелье, а красный дракон отправился на разведку.
Его чуткий слух уловил грохот и скрежет, доносящийся из близкой расщелины. Там отряд могло поджидать все, что угодно, начиная от горных великанов йотунов, и заканчивая дедаирскими самоходными машинами. Гефеор взлетел на вершину нависающей над расщелиной скалы и, сжимая в зубах меч-адар, начал спускаться по отвесной стене вниз головой.
Какая бы угроза не таилась внизу, он обрушится на нее неожиданно.
К своему удивлению, на дне расщелины он увидел одинокого дедаира. Растрепанный, с всклокоченной бородой, одетый в лохмотья, он толкал вверх по стене огромный камень. Наклон был крут, камень тяжел, карлику не удавалось пройти с ним и дюжины шагов. Камень вырывался и катился на дно ущелья, производя грохот, который и привлек внимание Гефеора.
Увидев дракона, дедаир прекратил свою бессмысленную работу. Его руки затряслись, он упал на колени. Но во взгляде, поднятом на Гефеора не было страха, только мольба.
- Тебя послали освободить меня? – спросил дедаир на языке драконов.
- Ты принял меня за другого, - ответил дракон и расправил крылья, собираясь покинуть ущелье.
Непролитая кровь должников торопила. И ему было все равно за что дедаир несет самую страшную кару своего народа – бессмысленный труд.
Но тут взгляд карлика упал на нагрудник Гефеора. Он издал хриплый крик, упал перед драконом на колени и заговорил. И хотя годы проведенные в ущелье повредили разум дедаира, сделали бессвязной его речь, Гефеор не улетел. Он стал слушать.
Карлик происходил из касты мастеров, из древнего и когда-то могущественного клана, славного своими непревзойденными доспехами. Всякому известно, что дедаиры уклонились от прямого участия в Последней Битве, но взамен в избытке снабдили людей и их союзников оружием, броней и боевыми машинами. Тем самым они сделали свой вклад в общую победу, пусть и прослыли трусами среди своих соседей минотонов и пламенных эльфов.
Нагрудник убитого рыцаря Дара носил на себе печать клана осужденного дедаира. Из бормотания карлика Гефеор узнал, что смерть его брата-по-Слову не осталась незамеченной. Совет кланов постановил - мастера брони виновны в гибели героя, а значит в тягочайшем преступлении – Предательстве Ремесла.
Большинство мастеров преступного клана не выдержали позора и сами прервали свою жизнь. Уцелевшие были подвергнуты позорному наказанию в назидание всем дедаирам – до скончания своей долгой жизни они были обречены затаскивать в гору неподъемные камни, наполнять водой дырявые сосуды и разжигать огонь в засыпанных песком горнах.
С одним из осужденных мастеров, в одиночку доживающим свой век среди скал Табанга, и посчастливилось столкнуться Гефеору.
Есть ли у драконов судьба?
С восходом солнца Гефеор отодвигает камень, закрывающий вход в его логово. Там уже дожидаются его первые посетители. Пахарь из соседней деревни, которому нужно починить плуг. Проезжий купец, у которого сломалась втулка в колесе повозки. Рыжий веснушчатый мальчишка Альдир, сын рыбака. Он навещает Гефеора просто так.
Альдир знает, что во время работы старого дракона лучше не беспокоить. Гефеор не любит, когда его отвлекают. Но и мальчика дракон не гонит, разрешает посидеть в углу, посмотреть, как он разогревает горн, раскладывает инструменты, надевает кожаный фартук кузнеца.
Меньше чем за час фенирит расправляется с плугом. Совсем немного времени уходит на втулку. Потом к Гефеору приходит его приятель, минотон Тахур. Сменить подкову на левом копыте, выпить меда, поговорить за жизнь.
Говорят они до обеда. Спохватившись, Тахур вспоминает, что у него не полита репа и они с Гефеором сердечно прощаются. На прощание Тахур пытается сунуть кузнецу деньги за работу, а тот громко ругается на непонятном языке и грозит отломать минотону рога. Расстаются они, впрочем, как всегда – друзьями.
Насколько Альдир знает, кроме грубоватого простодушного быкоглавца у дракона нет больше друзей. Никто не заходит сюда просто так, ну, или под предлогом расшатавшегося гвоздя в подкове.
Разве что он, Альдир, сын рыбака. Ему ведь ничего не надо от старого кузнеца. Достаточно просто сидеть в углу и наблюдать, как работает дракон.
«Друг, этот тот, от кого тебе ничего не надо», - частенько говорит отец Альдира.
Бывают ли у драконов друзья?
Обедают они вместе. На обед у Гефеора зажаренная половина коровьей туши. Он охотно ест мясо сырым, но специально жарит говядину, чтобы угостить Альдира. Мальчик ест второпях и дракон тихо рычит на него. Он не понимает или делает вид, что Альдир хочет поскорее закончить обед.
Потому что самое интересное будет потом.
Все знают, что с поломанными втулками и боронами к дракону надо идти или на восходе солнца, или ближе к вечеру. После обеда камень, закрывающий вход в пещеру, возвращается на место и дракон-кузнец пропадает на несколько часов. Никто не знает, чем он занят в это время.
Никто, кроме Альдира.
Когда камень становится на место, дракон разводит огонь в горне в полную силу. Становится невыносимо жарко, но Альдир терпит и не жалуется. Он знает, что старый фенирит всегда мерзнет, даже летом. Хотя лето в Садаре, прямо скажем, не из холодных. Но на то он и красный дракон.
Кроме того жар нужен для настоящей работы.
Кряхтя от натуги, Гефеор сдвигает в сторону огромное каменное ложе, на котором он спит. Достает из ниши за ним предмет, завернутый в промасленную тряпицу. Бережно разворачивает тряпицу и кладет предмет на наковальню.
Крестьянин, рыбак или охотник вряд ли бы понял, что это такое. Альдир уже знает – это заготовка цельнокованного нагрудника. В Садаре такие зовутся панцирями, у валорцев тораксами. На языке дедаиров «бахтар хадаг», язык сломать можно.
Драконы называют такие доспехи «аг теорр». Альдир повторяет слово, стараясь, чтобы сдвоенное «р» выходило рокочащим, как у Гефеора. Это важный звук, люди его произносят плохо, поэтому и говорят Гефеор, а он на самом деле Гефэорр. Эорр это по-драконьи «несокрушимый».
Как доспех, который кует Гефеор. Он рассказывал Альдиру, что давным-давно его брат-рыцарь погиб в бою, потому что его подвел непрочный доспех. И Гефеор скитался по свету, пока не встретил мастера-дедаира. Тот мастер передал Гефеору свое мастерство. В обмен на услугу, о которой кузнец не хочет рассказывать. Мрачнеет и прогоняет Альдира.
Ничего, когда-нибудь расскажет. Главное, что после той встречи, Гефеор понял, что судьба предназначила ему создать самый прочный на Тарте, а то и во всем Адане доспех. И с тех пор трудится над ним, не покладая лап.
Одних шлемов уже к нему выковал штук двадцать. Все никак не решит, какая форма лучше, какой металл взять для шелома, какой для забрала. Из чего подкладку лучше сделать, чтобы удар смягчала. По мнению Альдира, шлемы куда интересней плугов.
В душе, он думает, Гефеор с ним согласен.
- Мастер Гефеор? - окликает Альдир. – Мастер Гефеор?
- Мальчик, я тебе сколько раз говорил, - рокочет дракон. – Не отвлекай меня когда я работаю.
- Я только хотел спросить. Для кого ты куешь свой доспех?
Дракон мрачнеет. Альдиру уже кажется, что его сейчас выставят из кузни. Вместо этого кузнец жестом указывает ему на место возле мехов. Мальчишеских сил не хватит, чтобы полноценно раздувать огонь в огромном горне, но дракон видит, как хочет мальчик ему помочь.
Альдир не виноват, что своим вопросом причинил дракону нечаянную боль. Гефеор не может сказать мальчугану, что кует доспех для того, кого уже давно нет в живых.
Просияв, мальчик бежит к мехам и начинает налегать на них изо всех сил. На его лице такая радость, что в старом сердце дракона, согретом солнцем, медом и светом рыжей шевелюры шевелится что-то давно забытое. То, что казалось, умерло от прикосновения ледяной тангорской стали, а теперь ожило.
- Вот я вырасту, пойду в Цитадель Радан, стану рыцарем-драконом, - пыхтит, налегая на мехи, Альдир. – Тогда ты отдашь мне свой доспех, мастер Гефеор?
Редко, кто видит улыбку дракона. А последняя улыбка Гефеора угасла две тысячи лет назад.
При виде обнажившихся зубов дракона, Альдир сначала пугается. Потом неуверенно улыбается в ответ.
- Тебе отдам, - тыльной стороной лапы кузнец утирает непрошенную горючую каплю, скатившуюся из глаза в ложбинку старого шрама. – А покуда поддай жару, не видишь, горн остывает? И что ты заладил, мастер, мастер. Сколько раз я тебе говорил, называй меня просто - Геф.